Мне стало не по себе. Мое тело еще не полностью оправилось от гормональной терапии.

– Сейчас нам нужны деньги на ремонт крыши, папа.

– В доме твоей бабушки была прекрасная, прочная крыша.

– Мне очень жаль. Но ты ведь слышал, что я сказала.

– От меня ты не получишь ни гроша. И не вздумай просить денег у мамы. Все равно я об этом узнаю.

И он прервал разговор. Несколько секунд я сидела неподвижно, зачем-то прижав к уху телефон. У меня было странное чувство, что равнина вокруг фермы вдруг раздалась вширь во все стороны, на сотни километров, а мы с Берном остались одни посреди безлюдного пространства.

Я была так разочарована, что не удержалась и рассказала об этом разговоре Берну. Мы были в постели. Я боялась, что он рассердится, ожидала, что он начнет поносить моего отца; но ничего этого не случилось. Он лежал молча, зажмурившись, словно давая мысли созреть. Потом улыбнулся, не размыкая губ. В некотором смысле это я подала ему идею.

– Твои родители добропорядочные люди, – сказал он, и в его голосе не было ни злости, ни насмешки. – Для них важно соблюдать условности. Значит, надо найти такое решение, чтобы им было некуда деваться, если они не хотят уронить себя в глазах других.

– Разве есть такое решение?

– Конечно, есть. Неужели оно тебе не приходит в голову?

– Нет.

– Выходи за меня замуж, Тереза.

От этих судьбоносных слов, абсурдных и неуместных в таком контексте, сказанных рассеянным тоном, как будто Берн не вникал в их смысл и думал о чем-то более важном, щеки у меня запылали, а затем жар разлился по всему телу.

– Но мы всегда говорили, что брак – это оковы, налагаемые на личность обществом. Мы говорили об этом с Данко.

Я испугалась, что из-под моей маски философского бесстрастия вдруг выглянет девушка с традиционными взглядами, какой я была на самом деле: словно Данко был здесь и пристально всматривался мне в лицо, проверяя, нет ли в нем признаков каких-то дурацких эмоций.

Берн сбросил одеяло и стал на колени на постели полуголый, с всклокоченными волосами.

– Если мы поженимся, всем придется дарить нам подарки!

– Хочешь превратить нашу свадьбу в сбор средств на благотворительность?

– Это будет праздник, Тереза! Мы устроим его здесь. Все деревья будут увиты белыми лентами. А после этого мы сможем поехать в Киев. Вставай! Вставай скорее!

Я откинула одеяло и встала на постели во весь рост. Берн стоял передо мной на коленях, я видела его сверху, и в таком ракурсе его слишком близко поставленные глаза были еще выразительнее; казалось, они нарочно были созданы для того, чтобы он произносил эти слова, повторяя их снова и снова, но на сей раз произносил вдохновенно, со страхом и надеждой, как свойственно совсем юным людям, которыми мы с ним и были:

– Тереза Гаспарро, хочешь стать моей женой?

Я схватила и притянула к себе его голову, прижала ухо к своей груди, чтобы он услышал ответ, живший во мне уже годы, созревший задолго до вопроса, истомившийся в ожидании минуты, когда сможет наконец выскочить наружу. «Да», тысячу раз «да».

И неважно, что это был всего лишь трюк, инсценировка, афера. С самого начала, когда я дала согласие Берну – не словами, не взглядом, а соединением наших тел, – я мечтала о свадьбе с нетерпением настоящей невесты. Обещания, которое мы дали друг другу, было достаточно, чтобы отогнать навязчивую мысль о предстоящей поездке в Киев. Мне так хотелось забыть о недостойной цели этого путешествия. А сейчас, впервые за последние месяцы, я почувствовала себя счастливой.

В первом варианте списка гостей набралось человек двадцать. Этого было мало, даже при условии, что они проявили бы необыкновенную щедрость. Мы начали расширять список, сначала включив в него тех знакомых, связь с которыми стала менее тесной, потом тех, о ком мы почти забыли. Но все равно гостей было недостаточно. Тогда мы решили пригласить каждого, кто, услышав мое имя или имя Берна, всего за несколько секунд вспомнит, о ком речь. Список расширялся в основном с моей стороны, за счет бывших одноклассников и однокурсников, коллег моих родителей. В памяти у меня всплыла фамилия мужа и жены, которых я встречала в прошлом; я предложила Берну пригласить их:

– А еще супруги Варетто.

– Кто такие?

– Они иногда приходили к нам ужинать. Один раз я ездила в летний лагерь с их дочерью. Ее звали Джиневра. А может, Бенедетта.

– Давай включим и ее тоже. Жених у нее есть?

– На всякий случай добавим еще одного.

Я сомневалась в том, что большинство гостей примет приглашение или хотя бы ответит на него, но Берн, казалось, был уверен в успехе:

– Праздники любят все. А свадьбы – особенно.

Он оказался прав: из почти двухсот человек, с которыми мы связались, примерно сто пятьдесят приняли приглашение, при том что жили мы далеко, при том что времени до свадьбы оставалось мало. Вторая суббота сентября? Так скоро? Да, мы рассчитывали на такой мощный фактор, как человеческий энтузиазм. Иногда собеседник не мог скрыть удивление: мы ведь так давно потеряли друг друга из виду. «Но все эти годы я часто думала о тебе» – когда я произносила эту фразу, мне почти удавалось убедить себя, что так оно и было. Собеседники были растроганы. Будет венчание в церкви? Нет, мы решили ограничиться гражданской церемонией. В отношении религии Берн и я настроены скептически. Затем я приступала к самой деликатной теме: мы решили отказаться от подарков, нам ничего не нужно, правда, у нас есть одна мечта: совершить далекое путешествие, а куда, мы пока не знаем, еще не решили. Мы поставим во дворе большую амфору, куда можно будет положить, сколько вы посчитаете нужным. Затем мы принимались восхвалять пейзажи Апулии, льющийся с неба свет и море в сентябре. По крайней мере, тут мы не кривили душой.

Мы были так увлечены, что, когда я предложила пригласить Чезаре, Флориану и Николу, Берн не стал возражать, словно его обида вдруг разом улетучилась. Если мы хотели приумножить наше достояние, нельзя было брезговать никем.

Когда мы исчерпали все ресурсы, перебрали всех едва знакомых, даже полузнакомых людей из прошлого, Берн сказал:

– Мы забыли про соседа. Того типа, который купил у тебя виллу.

– Но я с тех пор его больше не видела.

– Ну так зайди к нему.

Я набрала полную корзину овощей и зелени и пошла на виллу.

Мощеный дворик расширили, вокруг каждого дерева, которое там росло, появилось по клумбе.